Слово мачехи
После встречи с королём, Уильям вернулся в отцовский особняк. Как он и предполагал, Ангус Маккей смирился с судьбой его дочери и скрепя сердце дал согласие на брак. Вильгельм поднял кубок за здоровье молодой пары и велел Уильяму быть на вечерней мессе.
Бракосочетание назначили на послезавтра – как раз мачеха Гилберта и Уильяма, Сесилия, вместе с их сводной сестрой Катариной успеет приехать в Лондон, чтобы поприсутствовать на празднике.
Уильям чувствовал горечь от того, что на его бракосочетании не будет матери – она умерла при родах, когда готовилась произвести на свет третьего ребёнка, который тоже не выжил. Роджер де Клер горевал почти десять лет и ни на кого не хотел смотреть. Будучи ребёнком, Уильям навсегда запомнил отца как человека угрюмого, скупого на слова и порой даже циничного. На тренировках он не давал спуску сыновьям, заставляя их оттачивать искусство ведения боя на мечах и копьях. Казалось, что отец с головой ушёл в военные дела, всегда прикрывая спину Вильгельма.
– Твоя мать всегда тебя защищала, – как-то сказал он, когда они восстанавливали дыхание после тренировки на мечах. Уильям помнил лежащий под ногами золотистый суффолкский песок. Оханье пожилой Берты, присматривающей за хозяйством. Нервные смешки воинов.
– Ты о чём? – спросил Уильям, мечтая о деревянном ведре с холодной водой.
– Она считала, что я слишком требователен, – фыркнул Роджер, утирая пот со лба. Уильям видел, как солнце блестело на влажных чёрных волосах отца, тронутых сединой. – Она никогда не была на войне и я, как мог, берёг её от этого. И ей не понять, что война никого не щадит – ни рыцарей, ни лучников, ни детей ни стариков. Там некогда думать! Поэтому соберись! Перестань оглядываться! Нужно ещё разрабатывать и левую руку, если хочешь в совершенстве владеть мечом!
– К чему такая требовательность?
– К тому, что после меня останетесь вы с Гилбертом, два лоботряса! На уме одни девицы! А в сражениях что будете делать? Отдышался? Продолжаем…
Чуть позже в жизни отца появилась Сесилия, одна из помощниц королевы Матильды Фландрской. При дворе говорили, что это брак по расчёту, так как в жилах новой жены Роджера текла кровь покойного Гарольда Годвинсона – последнего саксонского короля Англии. Она была женой казнённого Вильгельмом барона из Норфолка, и король велел сжечь поместье и поля с почти созревшим урожаем. Матильда, узнав о судьбе этой женщины, взяла её в свою свиту. Уильям испытывал неприязнь к этой высокой темноволосой женщине, которая больше напоминала настоятельницу монастыря, нежели спутницу отца. Женившись на ней, он получил её земли в Норфолке, которые принялся восстанавливать после пожара. Спустя год у Роджера и Сесилии родилась дочь Катарина, как две капли воды похожая на мать – такая же замкнутая и резковатая. Если с Гилбертом мачеха ещё могла найти общий язык, то с Уильямом у них сохранялась взаимная неприязнь: порой Сесилия отпускала колкости насчёт того, что он – младший сын, который не унаследует титул и земли. Он же, в свою очередь, сравнивал её со змеёй, и на этом обычно всё общение заканчивалось.
Возвращаясь в отцовский особняк, Уильям не ожидал встретить там Сесилию – пикироваться с ней у него не было ни малейшего желания, как и выслушивать нравоучения. Вспоминая злые зеленоватые глаза Кларисс, Уильям не питал надежд на то, что этот брак приведёт к чему-то хорошему. Он был готов к тому, что она станет оказывать сопротивление на каждом шагу. Был готов к тому, что она будет ненавидеть его до последнего. Она и её клан Маккей. Преданность своему народу превыше брачных обетов! Король непреклонен – ему были важны границы, но не люди, отправленные их защищать и укреплять. Кларисс также непреклонна – в её жизни определённо началась чёрная полоса, в которой повинен Вильгельм и норманны.
Мачеху Уильям увидел не сразу – она неподвижно сидела в кресле у камина, а на её коленях лежали чётки. Тонкие запястья с длинными пальцами покоились на подлокотниках. Супруга его отца в это мгновение всё больше напоминала настоятельницу монастыря, нежели жену графа – волосы, заплетённые в косу, скрывала тёмная вуаль с серебряным обручем, а чёрное с золотой вышивкой длинное платье со шлейфом было настолько закрытым, что не оставляло на виду ничего, кроме кистей рук.